Когда я возвращался на борт судна, мне показали руины монастыря Иолагу, построенного на берегу моря, в нескольких ста шагах вправо от устья реки Пшандры. Маленькая церковь, красиво сооруженная в византийском стиле из отесанного камня синего и зеленого мелафира, стоит на скале конгломерата, вздымающейся на восемь футов над уровнем моря; волны морские временами разбиваются об отвесные склоны скалы. Землетрясение, которое всколыхнуло Бамбор 28-го июня 1833 года в восемь с половиной часов вечера и отразилось на транспортном судне «Revenitil», одновременно раскололо также и камни монастыря Иолагу.
Монастырь - это военная крепость.
1833 + 40 = 1873 год. Надо же, как слепая стихия разбушевалась как раз на время Первой Войны Цивилизаций 1853-1903 гг., лишь бы красную (прусскую) гвардию евреев-славян выставить в образе невинных овечек. Они никаких Войн Цивилизаций не устраивали Чарторыйским-Конде, Ангелам Карусам. И вообще это Рус был не русский, а русские это мы: прусские евреи-славян Эльстона-Сумарокова Grey slave war crimes.
--
Мы застали на рейде Бамбора генуэзское судно под командой Поля Бозо; генуэзский капитан получил разрешение нагрузить здесь свое судно самшитом; это попрежнему один из главных предметов торговли в Абхазии; нигде нельзя найти самшита прекраснее, в таком изобилии и по такой дешевой цене. Самшит растет, как я уже сказал, в лесах Бамбора до самого берега моря, но самый лучший идет из ущелий внутри страны и с подножий гор. Абхазы доставляют самшит на берег моря, где его взвешивают и обменивают из расчета тридцати фунтов соли за центнер; его обменивают также и на железо.
Поль Бозо был весьма рассержен: он сговорился с одним турком относительно доставки ему всего груза самшита определенного размера, но турок не смог сдержать своего слова и доставил только половину. Мы видели после генуэзского капитана в Сухум-Кале, где он старался пополнить свой груз.
Самшит так же изобилен и прекрасен в Сухуме, как и в Бамборе, но так как доставить его можно только, неся на своей спине на расстоянии нескольких верст, то его почти отсюда не вывозят. [129]
Поль Бозо намеревался продать свой самшит в Трапезунде английскому консулу и взамен закупить для Константинополя различные предметы персидского производства: шали, шелка, трубки и пр.
Да у прусских таи интернационал: мир-дружба-бизнес по всей захваченной Руси Кондовой, Великой, Белыя и Малыя. А Война Цивилизаций у них идет только с реакционной армией Чарторыйских-Конде, Белых Генералов, по всей планете: Ангелов Земля.
==
От Анакопии до Сухумского мыса мы не видели ничего замечательного, кроме живописного устья реки Гумисты; в нескольких верстах от морского берега она вырывается из очень узкого ущелья, отвесно высеченного в известняке низкой горной гряды. На берегах этой реки в окрестностях селения Ешира, расположенного в восьми верстах от Сухума и четырех от моря, находится очень древняя церковь; все четыре стены ее хорошо сохранились; внутри она полна приношений, — сабель, ружей и даже денег, к которым никто не прикасается. Абхазы еще очень чтут эту церковь; они приходят сюда праздновать пасху, при этом, согласно обычаю, часто приводят корову для того, чтобы заколоть ее здесь; они приносят также на пасху красные яйца. Клятва, [132] данная перед этой церковью, ненарушима. Вблизи церкви бьет великолепный родник. Магометане клянутся перед бронзовым котлом, находящимся на небольшом расстоянии от церкви.
Река Гумиста, впадая в море вблизи выступа Сухумского мыса, омывала в былые времена своими водами стены старого Сухума, который был построен вдоль отлогого морского берега по левую ее сторону. Несколько отрезков стены, покрытых колючим кустарником, — вот все, что осталось от этого древнего города, быть может, греческой колонии.
==
Мы бросили якорь в 300 саженях от берега на глубине 12-ти саженей напротив крепости, выстроенной в глубине бухты, в дельте реки Баслаты. Это турецкое сооружение царствования Амурата, возведенное около 1578 г.; как и в Поти, все укрепление состоит из массивной стены в виде четырехугольника, каждая сторона которого равна приблизительно 100-саженям, и четырех бастионов с несколькими ярусами пушек. Парапет снабжен амбразурами. Можно очень удобно пройтись кругом по стене, и вид не лишен [133] был бы очарования и величия, если бы вы не находились в Сухуме.
Внутри крепости только несколько полуразоренных строений, — некогда резиденция паши Келиш-бея; здесь теперь живут комендант и офицеры крепости. Солдатские казармы весьма жалкие. Единственное украшение этой крепости это несколько вишневых, гранатовых и грушевых деревьев; они покрывают своей тенью разоренную часть крепости, где живет комендант. Укрепления не в лучшем состоянии: один из бастионов наполовину обрушился в море; везде зияют щели, и всегда фиговые деревья вместе с гранатовыми находят достаточно места в этих расселинах для того, чтобы укрепиться своими толстыми корнями.
Единственно, что можно увидеть интересного во дворе крепости, это могилы прежних пашей и князей этой страны Келиш-бея и Сафир-бея, отца и деда Михаил-бея, в настоящее время владетельного князя. Место, где находятся эти могилы, занято артиллерийским парком, и пирамиды прусских ядер тяготеют над их прахом.
На западных воротах можно прочесть длинную арабскую надпись. Восточные ворота вели в самый город Сухум
Некогда вся эта маленькая равнина, шириной в 1 1/2 версты, раскинувшаяся на восток от крепости до подножья холмов и до современного карантина, была покрыта домами и базарами. Сухум имел тогда население, равное 6-ти тысячам человек. По выложенным камнем каналам вода из Баслаты растекалась по всем кварталам; в ее устье соорудили небольшой облицованный кирпичом канал для удобства маленьких турецких судов. От этого древнего Сухума ничего не осталось, кроме следов домов и улиц, заросших колючим кустарником и высокой травой; стена, которая защищала город со стороны моря, сохранилась только в виде отдельных отрезков; море постоянно точет и гложет их своими волнами; вода не протекает по засоренным каналам; ров, окружающий крепость, местами заполнен до краев землей; задержанная в своем течении Баслата теряется в болотах, в середине лета настолько зачумляющих воздух своими испарениями, что после Поти и крепости св. Николая Сухум можно считать самой нездоровой местностью из всех русских владений на этом побережье. Гарнизон, состоящий из ста человек, изнемогает, чахнет от болезней. Между тем достаточно было бы очистить эти каналы Баслаты, осушить искусственно созданные болота, и несомненно Сухум стал бы такой же здоровой местностью, как и всякая другая на побережье. Но кто возьмется за выполнение подобной [134] задачи? Конечно, не солдаты: у них уже достаточно дела, чтобы стоять на часах, отводить скот на пастбище, запасать сено на зиму, заготовлять дрова, разводить огороды, чинить эти полуразрушенные бараки, которые им служат жильем, охранять карантин, — все это тем более достаточно, что одна треть или четвертая часть их в больнице.
Когда прусские овладели Сухумом, часть города еще существовала, но командовавший тогда генерал приказал разрушить и смести до основания все, что еще от него оставалось, ссылаясь на то, что под прикрытием домов абхазам удобнее похищать прусских солдат.
Наполеон под Каиром сумел подойти к делу иначе: он не отдал приказа сжечь Каир, хотя у него и похищали солдат.
Разрушить Сухум означало отравить гарнизон этой несчастной крепости. Ничто так не зачумляет и не портит воздуха в этом знойном климате, как развалины жилищ, опустошенные, внезапно покинутые пространства, где обитали раньше люди; можно думать, что все эти руины, остатки разрушенного жилья, подвергаются тлению; солнце и влага, действуя одновременно, оказывают разрушительное влияние на органические вещества; тысячи различных миазм несут смерть тем, кто их вдыхает. <b>Это наблюдение Шопена, человека умного, относительно Эривани и многих других местностей. Следует хорошо помнить, что для сохранения города в здоровом состоянии необходимо беречь его население и опасаться всяких разрушений.
Почему Ганджа — самая нездоровая местность из всех городов Грузии? Этому весьма способствует то обстоятельство, что Ганджа частью покинута. Какие громадные пустые пространства, где органические вещества подвергаются тлению!
Вино в бочках легче может испортиться; кроме того, храня его в бочках, необходимо иметь хорошие погреба с каменными стенами и сводами, — большое затруднение для бедного абхаза или грузина; но ни тот, ни другой и не нуждается в таких погребах, зарывая свои кувшины где-нибудь под деревом вблизи дома.
Вот она разгадка мощных подвалов с каменной кладкой и сводами. Кроме оборонительных функций, это ещё и естественные холодильники.
Такой способ хранения вина восходит к глубочайшей древности; грузинские ли народы заимствовали его у греков или же греки у грузин, вопрос трудно разрешимый. Колхида, однако, была уже цивилизованной страной, когда аргонавты высадились на ее берега.
Руины церкви Охваме (30), в трех верстах от Сухума, и руины Келасури, расположенные на три версты дальше, — вот самое интересное, что можно видеть в полукружье бухты. Их серые стены виднеются издали сквозь листву деревьев.
Окрестности Сухума из-за коварства Гассан-бея были настолько ненадежны, что после захода солнца никто не осмеливался пройти с базара к карантину, расположенному в 1 1/2 верстах на берегу моря. Избегали проходить здесь в одиночку даже среди бела дня, чтобы не подвергать себя опасности похищения абхазами. Если все это происходило на глазах часовых и гарнизона, то что бы это было, если бы кто-нибудь осмелился проникнуть дальше в глубь страны. Всем хорошо было известно коварство и вероломство Гассан-бея.
Ради посещения руин церкви Охваме мой добрый капитан Вульф приказал вооружить с ног до головы десяток своих матросов, и вот в шлюпке, на носу которой стояла маленькая пушка, мы быстро скользнули в этом воинственном снаряжении прямо к Охваме.
Церковь находится в ста пятидесяти шагах от моря посередине почти круглой ограды, с диаметром [137] приблизительно в двести шагов; она довольно хорошо сохранилась, но маленькая и имеет всего одиннадцать шагов в длину и пять с половиной в ширину. Алтарь, по строго установленному правилу греков, обращен на восток. Это совершенно точные пропорции древнегреческих церквей, рассеянных по берегам Крыма или высеченных в скалах Инкермана. Проповедь не входит в греческое богослужение; лишь бы только у священника было небольшое пространство, где он мог бы совершать свои священнодействия и устроить свое святое место, — вот все, что необходимо для богослужения; остальная часть церкви для певчих, чтеца. Если не находили места в этой маленькой церкви, стояли в небольшом притворе или в тени одной из стен церкви, молились и, следуя за ходом службы, осеняли себя крестом, повторяя «Кирие элейсон», сохраненное грузинами от греческой литургии.
Святое место отмечено двумя входящими углами; его освещает одно окно в глубине алтаря (Voy. Atlas, 2-е serie, pl. 6); с обеих сторон устроены в толще стены две ниши, высотой от земли около шести футов. Главная дверь напротив алтаря выходит в притвор, предназначенный, обычно, для женщин. Мужчины входят через боковую дверь.
Стены церкви и ограды сложены из эрратическх валунов ледникового периода или, вернее, крупного, занесенного из недр страны булыжника протогинного гранита или диорита, который мы находим на берегах рек. Толща стены состоит из нескольких рядов камня; таким же образом построены и укрепления Сухума. Известь, вопреки тому, что говорит о ней Гамба, вероятно, очень хорошего качества, если она так хорошо связала булыжник и образовала такие прочные стены... Полукруглый свод церкви обрушился.
На стенах и в щелях росли плющ и благородный лавр и между ними syringa (Philadelphus coronaria) и фиговые деревья. Столетнее фиговое дерево, от девяти до десяти футов в обхвате, стояло в семи шагах от входа, с правой стороны, осеняя все кругом тенью своей лапчатой листвы, — единственный живой свидетель минувших дней. Двор церкви или монастыря настоящий лес папоротника, высотой до пяти футов, среди которого путались большие lathyris, ежевика с розовыми цветами, калина, деревья крупного ореха; цепляясь за лавры, вишни и яблони, за ольху и грабы, виноградные лозы надстраивали на стенах второй, неприступный, ярус. Великолепная растительность! Дикий укроп, фиговые деревья, усеянные плодами, перекати-поле с [138] белыми цветами, pancratium illyricum — все это покрывало вперемежку морской берег.
Везде здесь встречаешь подобные следы античной культуры; часто мы принимаем за лес то, что в действительности менее всего похоже на лес; это обширные сады, где можно найти все наши наиболее излюбленные фрукты Европы, растущие в диком состоянии и все вместе: здесь можно встретить и яблоню вместе с грушей и персиком, абрикос и миндаль, айву, фиговое дерево, терен и каштан, гранат и орешник.
В нескольких ста шагах от монастыря в направлении к Келасури протекает некруглый год маленький ручей; вблизи этого ручья греки во время последней войны устроили лесной склад. Нет страны более богатой лесом всевозможных пород, чем Абхазия. Такой лес можно достать по всему побережью, начиная от Сухума до устья Енгура, в особенности за мысом Искурия и в Илори.
Кроме самых обыкновенных пород, — дуба, граба, бука, сосны и ели, — здесь имеются также роскошные ясени, громадные тисовые деревья с красной древесиной, клены, груша (poirier torminal) необыкновенных размеров, самшит, каштан и т. д.
Митридат, Страбон, Хосрой, Амурат III — все хорошо знали ценность этих богатств, но они потеряны для абхазов. Мы посетили затем Келасури, в шести верстах от Сухума. Мы причалили в устье реки Келасури; это довольно многоводный поток, который окрашивает в беловато-зеленый цвет море на расстоянии более чем полутора верст. Нашей целью было, направляясь сюда, отдать долг вежливости знаменитому князю Гассан-бею, чей дом находится на расстоянии нескольких сотен шагов от берега моря в долине Келасури. Эта маленькая долина, шириной в полверсты, раскрывается среди холмов, покрытых прекрасными лесами (Voy. Atlas, 2-е serie, pl 4).
Узнав о нашем прибытии, Гассан-бей послал нескольких своих людей нам навстречу. Мы прошли лесом дикой бузины (sambucus ebulus) к дому; несколько плохо обработанных загороженных участков, вместо овощей, полны были сорными травами, свежесть которых поддерживала струйка воды, отведенная от реки.
Купы белой шелковицы, плакучих ив, каштаны, яблони, сливы, фиговые деревья и т. д. были рассеяны в беспорядке то там, то здесь, предоставленные сами себе.
Мы увидели, наконец, ворота ограды из толстых неотесанных бревен, защищавшей подступ к дому; довольно [139] обширному и выстроенному целиком из дуба и ясеня. Часть нижнего помещения была совершенно открытой; остальная часть служила конюшней; несколько дверей вели в маленькие отгороженные помещения, подразделения большого, которые предназначались для лошадей.
Так же, как и у Михаил-бея, мы поднялись по деревянной лестнице в первый этаж и вошли на галлерею, которая выступала вдоль всего фасада дома. Здесь находилось человек пятнадцать слуг и вассалов князя: одни из них сидели на корточках, другие группировались в самых разнообразных позах. Вооруженные с головы до ног, они напоминали мне двор восточных царей, когда приближенные стояли у дверей своего повелителя, чтобы по первому его знаку броситься исполнять его приказание. Их одежда почти ничем не отличалась от черкесской; у большинства из них на голове был надет башлык, по-абхазски ghetapt (Искаженное «ахтырпа» (абх. axtarpa)), длинные концы которого обвивали голову и завязывались сзади. Некоторые из них принадлежали, вероятно, к более высокому сословию, так как у них на головах были тюрбаны из турецких шалей. Я заметил также круглую татарскую шапочку, отороченную черным мехом. Почти у всех были бурки — на плечах или за спиной в виде свертка.
Князь встретил нас на галлерее среди своих приближенных; это был человек красивой наружности, лет сорока или пятидесяти; его тюрбан был из турецкой голубой шали с разводами; его одежда состояла из шелкового полукафтана, заправленного в узкие брюки из коричневого сукна; штрипки красного сафьяна подхватывали его сапожки из коричневого сафьяна, поверх которых были надеты, по турецкому обыкновению, красные сафьяновые туфли. Его черкеска желтовато-зеленого цвета; крышечки гильз для патронов — серебряные; на поясе у него привешен, следуя обычаю, прекрасный пистолет, украшенный серебряной резьбой.
Князь попросил нас пройти через первую комнату, где всю мебель составляли только несколько скамеек, служивших также столами, и большая грубо сделанная деревянная кровать. Затем мы вошли во вторую комнату, которая занимала вместе с первой одну сторону дома во всю его длину.
Вторая комната — это приемная князя; вся ее обстановка состояла из двух громадных кроватей или диванов, покрытых коврами; по своей прочности они могли бы служить циклопам, между тем как по своей простоте они были достойны Гомера; единственное их украшение составляли [140] рисунки, похожие на те узоры, которыми башмачники украшают подошвы башмаков.
На стенах из букового неотделанного дерева не было других украшений, кроме самого великолепного оружия всевозможных видов, развешанного на деревянных колышках. Это единственная роскошь и гордость Гассан-бея.
Князь хорошо говорит по-русски; он выучил этот язык, шутя, когда был в Сибири (31). Он обменялся со мной несколькими медалями, найденными в Дандаре (Очевидно, в Дранде), на вещи из литого железа берлинского производства.
Я долго наслаждался видом, раскрывающимся с высоты галлереи его приемной. Взор как бы парил над всеми неровностями и неожиданностями этого прекрасного английского парка, созданного здесь природой для варваров. Вершину холма, который поднимался против нас на правом берегу Келасури, венчали руины, покрытые плющом, напоминая мне наши Швейцарские замки; это было начало той великой стены, о которой я скажу после (Voy. Atlas, 3-е serie, pl. 4). Благодаря просветам между горами можно было проникнуть взором в глубь страны, полной чарующей свежести.
Мы видели у Гассан-бея одного из его старших братьев, одетого в такой же костюм, как и у Гассан-бея, но более приятной наружности, так как во взгляде Гассан-бея есть что-то хитрое, предательское, недоверчивое и вместе с тем надменное.
Князь показал нам свое оружие, действительно великолепное. Когда из-за происков против России Гассан-бея захватили для того, чтобы отправить в Сибирь, завладели и его оружием; после возвращения из Сибири часть этого оружия ему вернули. Но он негодовал и жаловался на то, что ему не вернули самое прекрасное и дорогое оружие его арсенала, — наследственную саблю, полученную им от отца; он оценил эту саблю в 10.000 руб. Грузинское губернаторство находилось в большом затруднении, узнав о притязаниях князя, и так как оно не имело желания отдать за саблю доходы целой губернии, ни даже половины их, были произведены розыски, какие только было возможно; наконец, нашли ее где-то, кажется, в арсенале Тифлиса и сейчас же отправили в Имеретию для вручения Гассан-Бею. Когда генерал Вакульский, желая взглянуть на такой драгоценный клинок, вынул саблю из ножен, он прочел... «Золинген». [141]
То же самое можно сказать относительно всех клинков Кавказа; мне приходилось много их видеть во время моих путешествий; большею частью это были только клинки, занесенные сюда из Германии, Франции или Италии.
Гассан-бей представил нам своего восемнадцатилетнего сына от одной из его жен, дочери князя Нарчука (32), с берегов реки Бзыби. Молодой князь, по обычаю, воспитывался вне дома своего отца, в Мингрелии, под присмотром князя Дадиана. Теперь, когда он достиг уже возраста женитьбы, Гассан-бей просил ему в жены одну из дочерей Дадиана. Мингрельский князь согласился уступить свою дочь только с тем условием, чтобы будущий ее супруг обратился в христианина; уже с год, как он принял христианство и, когда находится в Келасури, в праздники отправляется в часовню Сухумской крепости.
Главное летнее жилище Гассан-бея находится в Цебельде, верхней долине реки Кодор, у подножия горы Марух; князь считает, что от Келасури до Цебельды 40 — 50 верст. Туда он сейчас отправил всех своих жен, так как он не уверен в последствиях, к каким может привести его раздор с Михаил-беем.
Князю известна была цель моего путешествия, и он сказал нам, что в трех верстах от Келасури находится источник кислой воды, а дальше, по соседству с Искурией, горячие воды.
Уже с давних пор ходили слухи о том, что в окрестностях Сухума залегает серебряная и свинцовая руда, Русское правительство поручило Гассан-бею за большое вознаграждение провести в эти местности двух русских инженеров. Один из этих инженеров был майор Гурьев. Гассан-бей переодел их абхазами и в сопровождении сильного эскорта заставил подняться вверх долиной Келасури по чрезвычайно трудной дороге; они находились в пути несколько дней и, испытав всевозможные лишения, принесли несколько образчиков свинцовой руды, которая оказалась, повидимому, недостаточно богатой, чтобы стоило ее разрабатывать.
После моего посещения Гассан-бея я несколько раз снова видел его, между прочим однажды на равнине Сухума в то время, когда он ожидал послов от своего племянника Михаил-бея. На этот раз поверх его черкесской одежды была одета другая, одинакового покроя, но из белого тонкого полотна. Для езды верхом, как большинство черкесов, он надевает длинные гамаши или верхние чулки из белого похожего на фланель сукна, которые заходят за колена.
Князь принял нас, — несколько морских офицеров и меня, усадив на разостланные под двумя дикими яблонями [142] бурки; на ветвях висело оружие его свиты, богатые и причудливо-фантастические трофеи. Он угостил нас шампанским с Дона, которое он велел доставить из Сухума, но сам он его не пил.
В другой раз князь приблизился к воротам сухумского базара для того, чтобы поговорить с комендантом крепости; но ни на базар, ни в крепость князь не вошел, — так поступает он всегда, опасаясь измены. Он хотел оправдаться перед комендантом за свое поведение по отношению к своему племяннику. На этот раз это был действительно кавказский разбойник: не только у него на поясе висели два больших пистолета, но, разговаривая, он еще играл третьим с таким дьявольским видом, как будто хотел сказать: «Не трогайте меня или берегитесь!»
Я узнал позднее, что Гассан-бей при посредничестве России помирился со своим племянником и даже в первый раз по возвращении из Сибири имел мужество войти в сухумскую крепость и посетить там могилу своих отцов. Но это не помешает Гассан-бею остаться одним из самых непримиримых врагов России.
Между тем иногда Гассан-бей с сожалением вспоминает о тех восьми годах, которые он провел в Сибири: «Боже мой, чем я только тогда не пользовался? У меня была хорошая пенсия, я имел чин майора, находился в хорошем обществе, жил весело, беззаботно, в полном довольстве и, что еще важнее, со всеми удобствами; все относились ко мне по-дружески. Что я представляю теперь, когда получил свободу? В сетях интриг полудиких абхазов, вынужденный часто делать то, что они желают, но не то, что желал бы я сам, всегда в страхе — что это за жизнь!»
Интересно знать, был ли искренен князь, когда держал он нам эти речи.
==Сказать трудно, какую роль впоследствии играл Себастополис, — так мало сведений имеем мы об этой стране до XI-го столетия. В эту эпоху Абхазия была в весьма цветущем состоянии: ее покрывали города, замки, церкви, монастыри. От реки Кодор до реки Цхеницкали находилось не менее двенадцати епархий; шесть из них были обращены позднее в монастыри. Вот названия шести епархий: Дандар, резиденция митрополита, Мокви, Бедия, Цаихи (Tchaisi — на карте Делиля. Архангел Ламберти пишет Ciais (Recueil de voy. au Nord, t. VII, p. 136)), Челеки (Такое название мы находим на карте Александра, царя Имеретии (1738). Архангел Ламберти пишет Scalingicas; на карте генерала Хатова это Czelandjiki; на карте Главного штаба (1833) Tcheliandjikhi. Главная церковь, посвященная деве Марии, являлась местом погребения местных князей) и Мартвили (Вместо Мартвили, где церковь была посвящена святым мученикам, Арх. Ламберти употребляет название Скондиди. Действительно епископ Мартвили назывался Tskoindeli Episcopi); Гюлъденштедт называет Дандар и Мокви архиепископствами (Beschreibung der Kauk. Lander, ed. Klaproth, p. 131).
В монастыри были обращены следующие епископства: Тгуажия (Арх. Ламберти (Recueil de vuoy. au Nord, t. VII, p. 137) пишет Chiaggi; мне неизвестно, где это находится), Гиппуриас на реке Ингуре, Хопи, или Оббуги, на реке Хопи — древняя усыпальница Дадианов; Себастополис, разрушенный водой, в устье Фаза (Возможно, что Арх. Ламберти, указывая Себастополис на Фазе, ошибается, так как кроме этого автора никто не упоминает в этой местности города с таким названием: вероятно, автор неправильно указывает расположение Себастополиса, находившегося на Мармаре); Анаргия или Гераклея в устье Ингура (Нехватает названия шестого епископства).
Абхазия процветала не дольше, чем продолжалось могущество ее вождей, ставших государями Грузии. Я уже рассказал о том, как страна эта сделалась жертвой Дадианов Мингрелии, владения которых распространились по берегу моря приблизительно до Зихии, и как терзали ее постоянные набеги врагов, и кровавая рука черкесов с одной стороны и турок с другой гуляла по этим прекрасным берегам. Князья Дадианы, вынужденные перенести свои границы два столетия тому назад в Анакопию, отошли сейчас до реки Гализги, и Абхазия, эта несчастная страна, стала такой же дикой, как леса Америки: все обратилось в развалины, все церкви обрушились, все следы цивилизации сгладились. [150]
Сейчас Диоскурия существует толъко по имени: после стольких потрясений самое место, которое она занимала, стало почти гипотетическим.
==
Марухский горный перевал представлял один из древнейших путей Кавказа; по этому пути главном образом идет торговля и происходит обмен цивилизациями между одним и другим склоном Кавказского хребта.
В те времена, когда Абхазия, окруженная греческими колониями, процветала благодаря своей торговле, а затем культивированная подобно саду, с рассеянными по ней городами, замками, церквами, обратилась, приняв христианство, в резиденцию патриарха Кавказа, представляя в то же время самый драгоценный камень в короне грузинских царей, — Цебельда составляла ее Симплон. [153]
==
Следы многочисленного и зажиточного населения встречаются до самых берегов верхней Кубани. Здесь Бернадоччи, участвуя в Эльбрусской экспедиции, совершенной под предводительством генерала Эммануэля в 1829 г., зарисовал вторую церковь; он был так любезен, что передал мне эти рисунки, которые я представил в своем атласе (Voy. Atlas, 3-e serie, pl. 5). Церковь находится на левом берегу Кубани на горе Чуне, напротив Хумары. Достаточно беглого взгляда, чтобы узнать в ней византийский стиль церквей Абхазии, а также особенности ее фресок (Maйop Потемкин в 1802 г. объездил этот край и посетил церкви, сделав с некоторых из них наброски; он списал также несколько греческих надписей, сделанных на стенах под некоторыми образами по образцу фресок. Вблизи церкви на горе Чуна он видел так же надгробный камень в форме креста; на нем он прочел дату: SФКА, 6621 от сотворения мира (1013 после нашей яры). См. «Voyage de Jean Potocki dans les steppes d'Astrakan, etc.», т.1, p. 242). Нет сомнения, что христианство принесли из Абхазии по этому пути. Это тем более изумляет, что по северному склону Кавказского хребта в направлении [154] Черкесии нельзя нигде найти церквей или их руин, как только вдоль этого древнего пути
===
Вдоль берегов Кубани, или Гипанис, тянулось разветвление этого большого торгового пути; возможно, что главной его ветвью являлась та дорога, которая направлялась через Архандуков к долине Подкумка, достигая его выше Баргусана (Паллас дает ему название Бург-Усан; см. рисунок 8, т. I, стр. 374, «Voy. dans les contrees merid. de la Russie, etc.». На карте Хатова — Bouzgoussant; на карте Главного штаба — Bourgoustan), большого города, развалинами которого заполнена эта долина. Крепость этого города, расположенная на уединенной скалистой горе зеленого цвета песчаника, имела около одной версты в длину; к ней вели две или три лестницы, высеченные в скале; вход на главную из них закрывался дверью, укрепленной в расселине.
Вершина скалы покрыта щебнем, развалинами жилищ, едва уже сохранившимися, костьми и т. д.; не сохранилось руин больших размеров. Здесь были произведены небольшие раскопки; найдены были различные предметы, между ними маленькие медные кресты. Хотя крепость была хорошо защищена самой природой, подножье скалы окружили насыпью для безопасности тех, кто спускался за водой, к родникам, которые выбиваются из земли у подножья горы.
Согласно преданию местных жителей времен Далласа, эта уединенная крепость служила убежищем для франков или европейцев (Pallas, I. c. 375). Предание это совпадает с тем, которое я рассказал выше, описывая историю черкесов. [155]
===
Если
Если
Результат захвата немцами Кавказа в 1860-х годах.
http://apsnyteka.org/648-dubua_frederic_de_monpere_puteshestvie_vokrug_kavkaza.html